«Отрекись от застывшего. Отказ – не потеря. Отказ одаряет. Он дает неизбывную силу простого. А голос дороги зовет в родные места, где дом и где предки».
Если бы возможно было свести все многообразие произведений большого художника к единой формуле, то эти слова немецкого философа М. Хайдеггера явились бы своего рода философской квинтэссенцией творчества живописца и графика Кубани Алексея Андреевич Паршкова.
Художника рождает почва, а он наполняет ее духовным смыслом, говорит от имени земли, превращает ее на холстах в магический мир таинств, сокровенности бытия.
Паршков – защитник своеобразного быта, культуры, истории, нравов Кубани. Он воплощает в своем творчестве глобальную тоску интеллектуалов XX века по природному, целостному, патриархальному миросозерцания – тоску П. Гогена, Ф. Искандера, В. Лихоносова, В. Распутина, С. Параджанова, К. Кастаньеды, каждый из которых творит свой миф. Миф о Таити, Екатеринодаре, острове Матере, станице Корсунской. Все они не удовлетворяются унификацией человеческой жизни, характерной для современной цивилизации и поп-культуры и обращаются к архетипам древних традиционных культур, в которых преобладает личный опыт и диалог с первоначалом.
В своих произведениях художник создает символический образ родной земли, но не летопись, а эпос. Его интересует не столько история, в частности история казачества, сколько жизнь Человека на Земле.
В числе немногих живописцев Кубани Алексея Паршков продолжает писать большие тематические полотна («Свадьба», «Семья»), по своему пластическому языку выходящие за рамки станковой картины и приближающиеся к монументальным панно. Они как правило плоскостные и декоративные, обобщенностью и лаконизмом тяготеющие к архаике. Во всех работах присутствует общий иконографический подход. Монументальность поз жителей кубанской станицы подобна молитвенному предстоянию святых в византийском и древнерусском искусстве, пластике Древнего Востока. Как в иконе и фреске, персонажи практически не общаются друг с другом.
Мандальное построение, сочетающее объем с плоскостью, использование обратной перспективы с элементами прямой перспективы и аксонометрии позволяет как бы вобрать в круг и зрителей. Художник словно приглашает к диалогу. В картине «Свадьба» идеальный зритель – гость на крестьянской свадьбе, в «Молодом вине» – собутыльник, которому налит второй бокал, изображенный на переднем плане, в «Концерте под грушей» – слушатель музыки. Есть определенное и парадоксальное сходство тематических картин краснодарского мастера с композиционным ходом Веласкеса в «Менинах», где зритель оказывается на месте короля, перед которым склоняются все персонажи.
Зритель на месте короля, царь Вселенной и мера всех вещей – это главная идея философской мысли и нового и новейшего времени.
У Паршкова герой – собеседник, отношения с которым предельно диалогические. Это человек соборный, живущий в условиях единого фольклорного времени. Втягивая зрителя в круговые временные циклы, художник преодолевает тягостные для западной андропоморфной эпистемы представление о конечности человеческого бытия. Человек, дерево, трава, цветы, камни, животные, птицы – все это часть всеобщего целого. Паршков не преувеличивает ценность отдельной индивидуальной жизни (за редким исключением в портретах близких). Жизнь и смерть рассматривается в их сущностном, коллективном аспекте. Поэтому так часто изображается семья, представленная тремя поколениями.
Исключительная сила идей Парщкова в его глубокой народной основе, в связи с элементами древнего космоса: едой, питьем, плодородием, рождением, смертью, любовью в ее самых простых формах. Его герои – жители станицы Корсунской, быт и бытие которых нераздельно, природно и космично. Это дети земли, живущие по ее простым законам. Стихийно-витальное их существование оказывается одновременно и разумным, ибо, как считает художник, оборвать зависимость от природы – патология. Они косят сено, убирают картошку, сидят за праздничным столом, доят коров. В этом есть большая доля поэтизации патриархального уклада жизни кубанских жителей. В эпос привносится лирическое, глубоко интимное начало.
Лиризм – основное качество женских образов мастера, который дает им нежные имена: Катенька, Машенька, Мария. Их реальные прототипы (соседки, дочери и жены друзей и знакомых) не всегда узнаваемы, но всегда символичны. Это кубанские «Мадонны», показанные в пору юности или в расцвете своей красоты. Художник изображает их в интерьере хаты, на веранде, под яблоней или у колодца. Он создает целые серии женских образов, часто представляя их в виде лесных русалок или «курочек».
Натюрморт не менее значимый жанр в творчестве Алексея Паршкова. Нет ни одного из даров земли, что в изобилии произрастает на Кубани, чтобы он не был запечатлен на его картинах: тыквы, редис, груши, яблоки, картофель, помидоры, огурцы, чеснок, лук, зелень, виноград, караваи хлеба, пасхальные куличи; глиняная посуда: глечики, макитры, кувшины, чашки; прочая домашняя утварь: рушники, бутылки с вином и самогоном, мешки, всегда чем-то наполненные, лестницы, корзины, мотыги, грабли – словом, все то, что окружает крестьянина в его повседневной жизни.
Есть нечто подлинно литургическое в натюрмортах живописца. Приобщение к дарам земли воспринимается как прикосновение к мистическому таинству жизни. Барочные по обилию предметов, они не только формально, но и содержательно монументальны и даже чем-то героичны. Зрительно увеличивая предметы и приближая их к переднему плану, художник добивается музыкально-симфонического «звучания» поверхности холста, несущего энергию щедрой и обильной кубанской земли.
Пейзаж – редкий для Паршкова жанр ибо он смотрит на мир не глазами фотографа или восхищенного импрессиониста, а глазами философа, для которого нет деревьев, а есть Мировое древо, нет реки, а есть Лета, нет степи с колодцем, а есть врата в иной мир.
Живопись и рисунок его носят знаковый, символичный характер. Он не просто фиксирует реальность. Предмет – это дверь в универсальные планы бытия. Цвет – всегда носитель смысла и одновременно «энергия», приближающаяся к музыке. Как для византийских и древнерусских мастеров, живопись его обладает качествами эманации.
В своем творчестве он развивает различные традиции мирового искусства. В пространстве его художественного опыта оказывается русское средневековье, Возрождение, русская реалистическая школа XIX века и новации XX. Большую роль в его становлении сыграли преподаватели института им. В.И. Сурикова – живописцы, графики, искусствоведы.
А.А. Паршков является одним из создателей своеобразной южнославянской постмодернистской парадигмы, негротесковой и беспародийной, принадлежит к числу основателей южнороссийской школы живописи.
Татьяна Соколинская, искусствовед, член Общероссийской общественной организации историков искусства и художественных критиков (АИС)